Москва: в "Мемориале" прошел вечер памяти Юрия Шихановича

12 сентября 2016 года в Международном "Мемориале" математика, педагога, политзаключенного советской эпохи, одного из редакторов "Хроники текущих событий" Юрия Шихановича вспоминали его соратники по правозащитной деятельности, коллеги-ученые, бывшие студенты и друзья.

Мероприятие было приурочено к пятой годовщине со дня смерти Юрия Шихановича 1 сентября 2011 года.

Юрий Александрович Шиханович родился в 1933 году в Киеве в семье врачей. В 1950 году закончил там школу и поступил на мехмат Киевского государственного университета. После первого курса перевелся на мехмат МГУ им. Ломоносова в Москве, который окончил в 1955 году. Впоследствии преподавал на отделении структурной и прикладной лингвистики филфака этого вуза. В 1966 году защитил кандидатскую диссертацию, в основу которой легла его первая книга "Введение в современную математику. Начальные понятия", опубликованная в 1965 году.

Летом 1968 года Юрий Шиханович был уволен из МГУ за подписание "письма девяноста девяти" по поводу незаконной госпитализации в психиатрическую клинику математика и диссидента Александра Есенина-Вольпина. С 1968-го по 1972 годы работал инженером в Специальном конструкторском бюро биофизической аппаратуры и электронных машин.

В сентябре 1972 года был арестован по обвинению в "антисоветской агитации и пропаганде" (ст. 70 УК РСФСР), признан невменяемым и направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу общего типа, откуда был освобожден в июле 1974 года.

С 1975 до 1983 годы Юрий Шиханович работал редактором в журнале "Квант". В ноябре 1983 года он опять был арестован КГБ, приговорен к пяти годам колонии и пяти годам ссылки по той же статье.

Вышел на свободу в феврале 1987 года во время освобождения политзаключенных, проведенного Михаилом Горбачевым.

С 1990 года Шиханович работал в аппарате Комитета по правам человека Верховного Совета РСФСР, а с конца 1993 года, после роспуска Верховного Совета – в аппарате Комиссии по правам человека при президенте России. В 1994 году ученый и педагог начал преподавать в РГГУ на отделении теоретической и прикладной лингвистики и не оставлял этого занятия до конца жизни.

Для автора этих строк освещение вечера памяти Юрия Шихановича стало глубоко личным событием.

Как я рассказывала в сентябре 2011 года Радио Свобода, мы с Юрием Александровичем познакомились в Таганском районном суде Москвы на судебном процессе по делу Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева о проведении выставки "Запретное искусство 2006" в Музее и общественном центре имени Андрея Сахарова.

Юрий Александрович посещал почти каждое заседание, чтобы поддержать подсудимых. Больше всего мне запомнилась его скромность. Представлялся просто – Юра, без всяких регалий. И его отзывчивость, о которой на мероприятии в "Мемориале" говорили очень многие.

Когда председательствующая на процессе судья Александрова попыталась привлечь меня к административной ответственности за то, что я улыбнулась из-за нелепой – с моей точки зрения – реплики прокурора на судебном заседании, первым, кто вызвался быть моим свидетелем защиты в суде, был Юрий Шиханович. Я также встречалась с ним на правозащитных мероприятиях, на пикетах. Он проявлял живой интерес к вопросу о фальсификациях в деле сотрудника компании "ЮКОС" Алексея Пичугина.

Юрий Александрович Шиханович запомнился мне человеком неравнодушным к несправедливости по отношению к другим людям, всегда пытался этим людям помочь, чем мог, поддержать хотя бы морально.

На вечере в "Мемориале" о Юрии Шихановиче вспоминали председатель Российского общества "Мемориал" Сергей Ковалев; философ и переводчик Делир Лахути; математик Алексей Сосинский; доктор технических наук Виктор Финн, математик Георгий Шабат и филолог, профессор РГГУ Георгий Крейдлин.

Вечер памяти Юрия Шихановича в Мемориале. 12 сентября 2016 года. Фото Веры Васильевой HRO.org

Вечер памяти Юрия Шихановича в Мемориале. 12 сентября 2016 года. Фото Веры Васильевой, HRO.org

"Близко сошлись мы, благодаря Татьяне Михайловне Великановой, которая была издателем "Хроники текущих событий". Я писал что-то в "Хронику", как это тогда полагалось, не зная точно и не желая знать, кому именно я пишу. А Таня решила, что пора мне начать редактировать. Один или два предпоследних выпуска – перед временным прекращением издания "Хроники текущих событий" – мы делали вместе с Юрой. Здесь мы с ним и сошлись – может быть, по социальному статусу – два ученых", – поделился воспоминаниями Сергей Ковалев.

Сергей Ковалев полагает, что Юрий Шиханович был одним из "родоначальников некоего стиля" этого издания – безоценочного, "потому что не надо было возмущаться по поводу сообщений, публикуемых в "Хронике". Сухое изложение было наиболее выразительным. Факты говорили сами за себя".

"Правда, надо сказать, что Наташа Горбаневская, первый издатель "Хроники", себя считает создателем этого стиля. Я думаю, дело здесь вот в чем. Для научного работника и для поэта понимание объективности и точности совсем разные. Наташа это понимала так, как надлежит поэтам, а мы с Юрой понимали это иначе. Я нескромно полагаю, что мы понимали правильно," – заметил Сергей Ковалев.

Сергей Адамович вспоминал о твердо избранной позиции Юрия Шихановича по отношению к следствию КГБ:

"После того, как Шиканович первый раз вышел из психушки, был довольно важный наш тройной [с участием Татьяны Великановой] разговор. Юрий Александрович сказал: "Теперь я получил бесценный опыт, теперь я понимаю логику следователей, и этот опыт очень важный и полезный для "Хроники текущих событий". Я возвращаюсь к редактированию "Хроники". Мы хором сказали: "Нет, не надо. Твоя позиция на следствии – это тормоз для такого рода занятий". Но Юра был человек упрямый, и он сказал: "Как вы ни решите, а я решил так".

Вот характерная деталь этого нашего долгого, горячего разговора втроем. Речь шла о показаниях Шихановича на следствии о машинистке Оле – очень быстрой, аккуратной и сильной машинистке. Когда Галич пел: "Эрика" берет четыре копии" – это была поэтическая ошибка. "Эрика" в опытных руках брала и 11 копий, только для этого нужна была тонкая бумага, хорошая копирка и, главное, – хорошая машинистка. Оля такой и была. И Юра ее назвал. И когда мы разговаривали втроем, то, я уже не помню, кто (Таня или я), об этом напомнил.

Юра сказал: "Нет. То есть, конечно, я закрыл для нее дальнейший путь в "Хронике текущих событий" и вообще в самиздате. Но я точно рассчитал, что ее не посадят. Я прекрасно понимал, что серьезных репрессий не будет, а кроме того, я понимал, что вы, друзья, не дадите ей умереть с голоду. Вы ее обеспечите перепечаткой разных диссертаций, не имеющих отношения к политике, и так далее, и тому подобное. И ведь я оказался прав".

Вот это характерная черта того, как он относился к "играм" со следствием. Точно то же было и на следствии по его второму делу, та же мнимая покладистость. В первом деле она ему снискала по тем временам относительно мягкий приговор, не очень долгую психушку. Зато во втором деле с ним рассчитались и за первое дело тоже.

С моей точки зрения, он вел себя неправильно. Я не стесняюсь это говорить, это не мешает моему дружескому к нему отношению. А с точки зрения его логики, он вел себя правильно и точно. Он заранее рассчитывал результаты, как это свойственно сухим прагматикам. И, надо сказать, не ошибался. Это был точный расчет. И во втором случае тоже никого всерьез не подвел. Он делал так, как было свойственно его непростой психологии. И Шиханович вернулся к "Хронике" очень полезно и продуктивно", – вспоминал Сергей Ковалев.

Слева направо: Сергей Ковалев, Георгий Шабат, Алексей Сосинский, Делир Лахути, Виктор Финн, Георгий Крейдлин

Вечер памяти Юрия Шихановича в Мемориале. 12 сентября 2016 года. Фото Веры Васильевой, HRO.org
Слева направо: Сергей Ковалев, Георгий Шабат, Алексей Сосинский, Делир Лахути, Виктор Финн, Георгий Крейдлин

Делир Лахути: "Под этой крышей, говоря о Юрии Александровиче Шихановиче, Юре, как я его называл всё время нашей дружбы, естественно вспоминать прежде всего его правозащитную деятельность. Но я в этой деятельности не участвовал. Поэтому если есть какое-то основание предоставить мне слово, то это потому, что мы 20 лет регулярно и достаточно часто встречались и общались, будучи сотрудниками одной и той же кафедры [РГГУ]" .

"Если я в чем-то и оказывал какое-то влияние на Юру, пусть и в очень незначительной степени, то это как раз по части того, что здесь было названо его тяжелым характером. Кстати, должен сказать, что никакой особенной тяжести в его характере в нашем с ним общении я не испытывал. Единственное, что можно отнести к этой категории, – это его упрямство. Лучше сказать, упорство. Он не упрямился. Но как в той истории, о которой говорил Сергей Адамович, когда считал себя правым, когда считал, что всё продумал, пришел к верному выводу, тут он проявлял большое упорство. Сдвинуть его с этой позиции было очень трудно", – уточнил Делир Лахути.

Ученый отметил редкое и важное, по его мнению, свойство Юрия Шихановича – слушать собеседника:

"Это не значит, что он ему поддавался, принимал то, что говорилось. Но он слушал и в определенных случаях мог увидеть правоту своего оппонента и согласиться. Поэтому с ним всегда было очень приятно спорить".

Делир Лахути вспомнил, что Юрий Шиханович прекрасно знал литературу Серебряного века: "Когда я готовил свою книжку о Мандельштаме ["Образ Сталина в стихах и прозе Мандельштама: попытка внимательного чтения (с картинками)"], мы всё время обсуждали эти вопросы, часто сходились, иногда спорили. Мне это очень помогло, как мне кажется, сделать эту книжку достаточно убедительной".

Как признался ученый, "Юра Шиханович принадлежал к числу тех людей, без которых скучно".

Алексей Сосинский познакомился с Юрием Шихановичем в1958 году, когда был студентом третьего курса мехмата МГУ: "Хотя по своей специальности я тополог, я ходил на все семинары и курсы по математической логике, которая меня всю жизнь интересовала.

Там Юра Шиханович очевидно выделялся. На всех этих семинарах и курсах он выполнял определенную роль. Его роль была: не понимать. Он слушал выступление лектора, довольно часто поднимал руку и вежливо переспрашивал, чтобы ему объяснили то, что только что было сказано. На семинарах, на курсах это часто вызывало раздражение других слушателей, которые понимали. Многие даже считали, что он тупой. Но это была отнюдь не тупость. Это было требование, чтобы лектор или докладчик говорил всё формально точно и правильно".

Когда оба ученых работали в журнале "Квант", их отношения переросли в дружбу. Это издание Алексей Сосинский назвал "замечательным математическим оазисом, где были заняты очень приличные и квалифицированные люди". Как он подчеркнул, "после второго ареста Шихановича, в 1983 году, ни один из сотрудников ни одного плохого слова про него не сказал, в этом отношении "Квант" повел себя безупречно".

Математик признался: "Я очень горжусь, что этот удивительный, уникальный во многих отношениях человек долгие годы считал меня своим другом".

Виктор Финн обратил внимание на роль представителей математической науки в диссидентском движении:

"Я хочу сказать о Юриной точности, о том, что он и в своей правозащитной деятельности был представителем науки. Достаточно интересный, по-моему, феномен, который следовало бы каким-то образом осмыслить и, может быть, об этом написать. Посмотрите, какую роль сыграли люди, занимавшиеся математической логикой. Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, с которым мы дружили и который был в начале всего. Юрий Гастев. Револьт Пименов. Вадим Янков. Юра Шиханович. Это всё математические логики и всё люди, которые старались относиться к действительности непротиворечиво и вскрывать противоречия, рассматривать их. Я думаю, что Юра, может быть, один из самых последовательных людей такой психологии.

Когда Алик Есенин-Вольпин появился в Америке, ходил такой слух, будто было такое мнение тамошних деятелей, что действительно, есть у него "некоторое отклонение". А именно, оно состояло, как было сказано, в повышенном чувстве справедливости. Так вот, по-видимому, повышенное чувство справедливости и повышенное чувство точности – общая черта этой маленькой социальной общности".

Наряду с прагматизмом Юрия Шихановича Виктор Финн обратил внимание на его человеческое отношение к друзьям:

"Я помню такую историю – Юра мне позвонил и пригласил встретиться в каком-то из дворов старого МГУ. Там он дал мне подписать "письмо девяноста девяти" – по поводу Алика Есенина-Вольпина. При этом Юра долго мне объяснял, что не рекомендуется подписываться людям, у которых нет кандидатской степени. Очень меня убеждал, что не надо".

По словам Георгия Шабата, "преподавание математики было одним из основных занятий Юрия Александровича, делом, для которого он рожден, от которого он был потом оторван обстоятельствами". Но с 1994 года по 2011 год Шиханович вернулся к своему основному занятию – преподаванию математики лингвистам, и все эти 17 лет работал и много общался с Георгием Шабатом.

"Своему делу, своей основной работе Юрий Александрович был предан совершенно невероятно, неправдоподобным образом. Других таких преподавателей я не знаю", – убежден ученый.

"Нас очень много связывало. Постепенно он начал формировать во мне то, что я называю диссидентское мышление, правовое правильное мышление. Я не занимался диссидентской деятельностью, но был посвящен во многое из того, что Юра делал", – рассказал Георгий Крейдлин.

"В 1972 году мы посетили его в городе Яхроме в психбольнице, тайно пробрались. Я был в ужасе: я видел, как Юра в составе большой группы людей марширует и поет какую-то песню. А через несколько лет я был приглашен к нему в гости на проводы [в эмиграцию] врача, который избавил Юру от психотропных лекарств", – поделился воспоминанием ученый.

"Он очень внимательно следил за моей судьбой, потому что я был выгнан с работы, нигде не мог устроиться. Потом поступил на работу в школу выравнивания, как бы сейчас сказали. Но там были не только умственно отсталые, там были еще и преступники. Юра очень внимательно следил за тем, что я делаю в этом классе, как я там преподавал несколько предметов, математику, в частности", – также отметил Георгий Крейдлин.

По его словам, Юрий Шиханович – "абсолютно исключительный человек. Эти его дополнительные занятия... Он готов был уделять огромное внимание самым нерадивым студентам. Это – проявление чрезвычайной заботы, дружеского отношения к студентам".

"Чувство дружбы у Юры было просто поразительное. Внимание, я бы сказал, не столько к друзьям, сколько к людям, которые его окружали. Оно было связано с пожертвованием. Он мог пожертвовать временем, чем угодно. Он готов был бросить всё и делать для другого человека", – резюмировал Георгий Крейдлин.

Вера Васильева

 


 

Юрий Шиханович

 

* * *

Андрей Дмириевич Сахаров: "...За время ее отсутствия произошла беда - арестовали нашего друга Юру Шихановича. Первый раз я увидел Юру у Валерия. Кажется, обсуждался процесс Пименова и Вайля. Кто-то сказал, что Пименов считает себя гениальным математиком. Я, желая замять неловкость, позволил себе заметить (пошутить), что, по моему наблюдению, все математики считают себя гениями. Юра встал со своего места и громким шепотом (так, что все слышали) сказал:

- А я считаю себя гениальным педагогом.

К этому времени у него уже сильно уменьшились возможности проявлять свою гениальность. После того, как он подписал письмо в защиту своего старшего коллеги Есенина-Вольпина, его уволили из университета. Само это дело стоит того, чтобы о нем рассказать.

Есенин-Вольпин, математик, поэт и один из первых диссидентов, был принудительно помещен в психиатрическую больницу. Его коллеги выступили с письмом, в котором они просили дать ему возможность продолжать научную работу (не больше того, они даже не требовали освобождения Вольпина из больницы). Письмо вызвало огромное беспокойство властей, против подписавших были применены различные меры выламывания рук (этим занимался, в частности, сам президент Келдыш; более 4-х часов он всячески уговаривал и запугивал своего зятя, тоже академика-математика, Новикова; тот, наконец, снял свою подпись, несчастный и униженный пришел домой и - слег с тяжелым сердечным приступом). Вольпин же был вскоре втихую освобожден.

Я считаю Юру Шихановича одним из самых "чистых образцов" диссидента "классического типа" - того, о котором я рассказывал в одной из предыдущих глав. Он много занят помощью политзаключенным и их семьям, у него находится время для переписки с десятками людей, для поездок в места ссылок (тут он часто выполняет роль носильщика тяжелейших рюкзаков; так они ездили в 1971 году вместе с Люсей к Вайлю, а сейчас он помогает уже самой Люсе в ее поездках ко мне).

Юра очень не любит заочных голословных осуждений людей - на что многие у нас так скоры, всегда требует точных доказательств, а если их нет, то настаивает исходить из "презумпции невиновности". Есть у него и маленькая "странность" - скрупулезная требовательность в соблюдении "диссидентских" дней рождения. Очень человечная, по-моему. Юра часто выступает в роли диссидентского кинокульторга - на редкость квалифицированного. Даже здесь, в Горьком, мы с Люсей смотрели фильмы по его рекомендации (последний раз - "Не стреляйте в белых лебедей" - горькая лента об исчезновении не так даже русской природы, как русского народа).

За несколько месяцев до ареста он подобрал на улице белого бездомного песика. Джин очень к нему привязался. После ареста Шихановича фотография его с Джином обошла всю мировую прессу.

Кто-то позвонил, что у Шихановича обыск. Мы с Таней схватили такси и поехали. Рема в это время лежал в больнице. В квартиру нас не пустили. Гебисты уже выносили мешки с изъятой литературой (в основном, как всегда, совершенно произвольно; в том числе все, что было в доме на иностранных языках). Вскоре вывели и самого Юру, подчеркнуто спокойного. Таня успела поцеловать его через руки гебистов, а Юра сказать: "Ну, пока!"; его посадили в машину - черную "Волгу" со снятым номером (зачем такие хитрости?..). Джин с отчаянным лаем бежал несколько кварталов (угадал собачьим сердцем недоброе), затем понурый вернулся и забился в угол.

После ареста Ю. Шихановича мы с Люсей написали так называемое поручительство и отослали его в прокуратуру. Поручительство предусмотрено советским процессуальным кодексом и представляет собою просьбу к прокуратуре об изменении "меры пресечения"1. Обвиняемый может быть по такой просьбе отпущен на свободу до суда под ответственность поручителей (их должно быть не менее двух), гарантирующих его неуклонение от следствия и суда и отсутствие преступных действий. Почти полгода мы не имели никакой реакции на наше заявление.

Затем я получил повестку к следователю Шихановича Галкину в здание КГБ на Малой Лубянке (только я, Люся не была упомянута). Мы пошли, конечно, вдвоем, и по внутреннему телефону из бюро пропусков я сказал Галкину, что, так как заявление было от двоих, мы должны быть вызваны для ответа тоже вдвоем. Но Галкин ссылался на техническую невозможность оформить второй пропуск и отказывался перенести встречу. В конце концов я пошел один. Нас интересовал результат.

Галкин принял меня в своем кабинете и сразу сказал, что наше поручительство не может быть принято, т. к. мы не являемся лицами, пользующимися доверием (что требуется кодексом). В доказательство он стал демонстрировать через стол, не давая мне в руки, журнал "Грани" (издательства "Посев"), в котором напечатаны мои заявления и статьи. Спорить было бесполезно. Такова была моя первая официальная встреча с КГБ.

Когда мы вернулись, я позвонил корреспонденту "Нью-Йорк таймс" Хедрику Смиту и попросил его прийти. Вскоре в крупнейшей американской газете появилась статья на эту тему. Эта, а также другие публикации, заявления друзей Шихановича, в том числе Люсины и мои интервью о Юре, несомненно способствовали привлечению внимания к его судьбе. В частности, очень большую активность проявили коллеги Шихановича - французские математики.

Шихановича КГБ пыталось пустить по психиатрическому варианту. Но в условиях общественного внимания власти не решились на его осуществление в полной мере - Шиханович был направлен "для лечения" в больницу общего, а не специального типа: фактически это была форма изоляции, лечения к нему не применяли. В 1974 году он был освобожден. Мне иногда кажется, что некоторую роль в этой истории сыграла и фотография с собачкой, по которой можно было провести заочную психиатрическую экспертизу. <...>
(Андрей Дмитриевич Сахаров. Воспоминания.)

 

* * *

"15 февраля в Горький вместе с Е.Г.БОННЭР приехал друг семьи САХАРОВА Ю.А.ШИХАНОВИЧ (Хр.27, 30, 32). В холле дома, где круглосуточно дежурят наряд милиции и сотрудник КГБ, его задержали, препроводили в "опорный пункт", списали паспортные данные, отвезли в аэропорт и на ближайшем самолете (самолет пришлось ждать в комнате милиции) отправили в Москву.

Деньги на авиабилет ШИХАНОВИЧ дать отказался. "Вы что - хотите на государственный счет?" "Да нет! Я хочу на свой счет. У меня на вечер куплен обратный билет на поезд - вот я и хочу вечером поехать на поезде за свой счет". Больше вопрос о деньгах не поднимался."
(Хроника текущих событий. Выпуск пятьдесят шестой. 30 апреля 1980 года.)

 

* * *

Петр Григорьевич Григоренко: "...23-го состоялся суд. 24-е — воскресенье, а 25-го, часов в пять вечера прибыл работник КГБ, привез копию определения суда и распоряжение: «Чтоб завтра к десяти часам и духу его не было в больнице». Позднее были получены еще некоторые подробности, относящиеся к этому делу. Оказалось, к нему были причастны Солженицын и Никсон.

Никсон готовился в то время к поездке в Советский Союз. Солженицын послал ему телеграмму, которая, по дошедшим в СССР слухам, содержала следующее: «Советское правительство, когда к нему обращаются по поводу заключенных спецпсихбольниц, ссылается на медицинские показатели, на врачей. Двое таких заключенных — Григоренко и Шиханович — медицинскими комиссиями выписаны, а власти продолжают держать их в заключении. Может, Вы найдете возможность походатайствовать перед советским правительством об освобождении хотя бы этих двух».

Никсон приехал в Москву 27 июня. Нас с Шихановичем освободили 26-го. Друзья шутили, называя нас «подарок Никсону»."
(Петр Григорьевич Григоренко. В подполье можно встретить только крыс).